3 августа 1917 года Корнилов представляет главе правительства план первоочередных мер для приведения русской армии в чувство.
Керенский в принципе согласен с предложениями, но просит генерала отложить их обсуждение в правительстве. А уже на следующий день выдержки из доклада Корнилова оказываются в распоряжении газеты «Известия». И начинается откровенная травля генерала. Тут старались все: и либералы, и умеренные революционеры, и, разумеется, большевики.
Корнилов решает начать действовать. Больше терпеть уже невозможно. Тем более что прорыв немцев под Ригой в перспективе создавал угрозу Петрограду. Керенский это понимал. Он решил дать генералу больше власти и даже объявил столицу на военном положении. К городу начали стягиваться воинские части – понятно, с каким настроением. И тут на арену, раскланиваясь перед публикой во все стороны, выходит Борис Савинков, легендарный лидер боевой организации партии социалистов-революционеров. Вы только вдумайтесь в этот дуэт руководителей России в тот исторический период: Керенский и Савинков. Большей насмешки над русской государственностью и не придумаешь.
Савинков Б.В. Знаменитый террорист, ставший военным губернатором Петрограда
Бывший организатор убийств Плеве и члена августейшей фамилии исполняет фантастический кульбит и становится правее Корнилова. Он соглашается с необходимостью ввести смертную казнь и немедленно начать аресты большевиков. Он целиком и полностью за диктатуру, хотя еще совсем недавно был ярым противником оной. Чтобы воздействовать на Керенского, Савинков совершает театральный поступок – подает в отставку. Она не принимается. Напротив, он получает благословение главы правительства отправляться к Корнилову и находить с ним судьбоносный консенсус.
Предполагалось создать триумвират для управления страной до созыва Учредительного собрания. Керенский – Савинков – Корнилов. Вот в этом немощь и дикость Временного правительства проявляется отчетливее всего. Представим себе конец ноября 1941 года. Немцы ведут успешное наступление по всему фронту. Создается угроза самому существованию нашего государства. Сталин собирает в Кремле Политбюро. Уставшим и невероятно хмурым взором смотрит на пришедших Молотова, Берию и Кагановича. Великий вождь привычно ходит по кабинету. Гнетущую тишину никто не вправе разорвать. Первым должен говорить Сталин. Все это понимают и ждут. А он не торопится. Думает о чем-то своем. Трубку набивает. А потом поворачивается и говорит: «Спасти положение может только триумвират. Поэтому, товарищ Молотов, сдавайте дела. И вы, товарищ Берия, бросайте заниматься всякой ерундой. Будем на троих рулить страной. Введем, так сказать, коллективную ответственность. Глядишь, тем самым и сломаем хребет проклятым тевтонам. Они ведь, супостаты, такого коварства от нас не ожидают. А пока они будут приходить в чувство, сибирские дивизии им по сусалам надают, как предки наши Наполеону в 1812 году».
Одно только огорчительно. Как утверждал генерал Деникин, «люди перестали быть сами собой. Многие как будто играли заученную роль на сцене жизни, обновленной дыханием революции».
Могло ли такое быть? Конечно же, нет. Любой нормальный человек понимает, что не бывает коллективной ответственности – есть только коллективная безответственность. Тем более это обязан понимать политик. В кризисной ситуации обычно кто-то один берет в руки рычаги управления. Помощники нужны, спору нет, но непозволительно превращать процесс в тяни-толкай. Итогом этого будет сокрушительное поражение и многолетние пьяные слезы всех участников в будущем. Керенский даже таких очевидных вещей категорически не понимал. Он почему-то искренне верил, что все получится хорошо.
Его не смущало даже то, что внезапно стали подавать в отставку министры, а в покрывших всю страну незримой паутиной многочисленных Советах все чаще на первых ролях оказывались большевики. А это – вовсе не клуб любителей патефонных записей. Согласно инструкциям Ленина они активно разжигали ненависть. Всероссийская бойня уже на пороге. Строго по Булгакову: «Аннушка уже купила подсолнечное масло, и не только купила, но даже и разлила». И только Керенский уверен: сейчас разведем края и заживем счастливо. А вот Корнилова спросить об этом как-то забыли. А ведь он популярно объяснил, что за жизнь Савинкова и Керенского не ручается. И если эта самая жизнь им дорога, пусть прибывают в Ставку, где он их личную безопасность возьмет под свою охрану. Это даже не намек на возможное развитие ситуации в краткосрочной перспективе. Открытым текстом все говорится. Максимально понятно. Предложение, от которого нельзя отказаться.
Керенский услышал и сделал очередной судьбоносный шаг для скорейшего погружения России в братоубийственную бойню. Он решил, что Корнилов хочет заманить его в Ставку, где его вскоре ликвидируют без шума и пыли. Подозрения окрепли после разговора по телефону. При этом Керенского совсем не смутило, что разговор носил исключительно общий характер. Так ведь хотелось верить, что его драгоценной для России жизни кто-то угрожает. И дальше происходит совсем уже опереточный поворот сюжета. Глава правительства отправляет Корнилову телеграмму: сдайте дела генералу Лукомскому и немедленно отправляйтесь в Петроград. И подписался одной лишь фамилией. Без должности. И номер не проставил.
У меня ряд вопросов к непонятно откуда взявшимся многочисленным современным поклонникам Керенского. Вы много и охотно рассуждаете о том, как России не повезло, что этот великий ум так недолго находился у власти. Я принципиально не стану приводить очень точную оценку этого человека генералом Зумберовым. Интересующиеся сами найдут. Вы же попробуйте объяснить мне смысл этой удивительной телеграммы. Керенский не понимал, что поставить вместо Корнилова его ближайшего сторонника генерала Лукомского – совершеннейшая глупость? С каких это пор глава правительства позволяет себе демонстративно не соблюдать неписаные государственные нормы? Зачем сразу после этого, не дожидаясь даже ответа Корнилова, писать совершенно дикий текст для петроградских газет? Можете не трудиться отвечать, здесь все предельно ясно. Любой рассуждающий про могучий интеллект Керенского не знаком даже в общих чертах с историей корниловского мятежа. Потому что только умственно неполноценный может после этого называть Керенского умным человеком.